Обострение конфликта между Индией и Пакистаном: историко-политический обзор

Конфронтация Индии и Пакистана часто называется «пороховой бочкой Южной Азии». Некоторые аналитики считают Кашмирский регион самым милитаризованным в мире и одним из наиболее вероятных очагов ядерного столкновения на планете. Обе страны в совокупности располагают более чем тремя сотнями ядерных боеголовок, многомиллионными армиями и регулярно обмениваются пограничными обстрелами. Каждая новая вспышка напряжённости сразу же вызывает реакцию глобальных рынков и дипломатические усилия по разрядке ситуации. В мире после холодной войны именно конфликт Индии и Пакистана остаётся, по мнению экспертов, самым опасным двусторонним противостоянием: здесь, в отличие от соперничества США и СССР, две ядерные державы имеют непосредственную общую границу и уже не раз вступали в прямые боевые столкновения. Любая ошибка или просчёт чреваты катастрофой не только для них, но и для всего мира.

Актуальность темы обусловлена не только недавними событиями, но и тем фактом, что любое обострение между Индией и Пакистаном несёт риски далеко за пределами Южной Азии. Оба государства обладают ядерным оружием, и каждая их конфронтация чревата угрозой неконтролируемой эскалации. Международные игроки, включая ООН и ведущие мировые державы, пристально следят за развитием ситуации, призывая стороны к сдержанности. Для читателей, интересующихся международной политикой, важно понимать исторические корни этого противостояния, текущие причины напряжённости и возможные последствия обострения.

Данная статья представляет собой историко-политический обзор конфликта между Индией и Пакистаном. В ней рассматриваются истоки и эволюция их взаимоотношений с момента раздела Британской Индии в 1947 году до сегодняшнего дня, анализируются причины нынешнего кризиса, сравнивается военный потенциал сторон, оценивается влияние противостояния на внутреннюю политику каждой страны, а также на региональную и глобальную безопасность. Отдельно рассматривается вопрос о том, кому может быть выгодна эскалация конфликта, и обсуждаются перспективы его разрешения и возможные сценарии развития событий. Такой всесторонний подход поможет составить цельное понимание того, почему конфликт Индии и Пакистана периодически обостряется и к чему это может привести в ближайшем будущем.

История отношений между Индией и Пакистаном с 1947 года

1947–1949: Раздел Индии и первая война за Кашмир

Отношения между Индией и Пакистаном с момента обретения ими независимости в 1947 году складывались крайне напряжённо. Раздел Британской Индии по религиозному признаку привёл к образованию двух государств — светской, преимущественно индуистской Республики Индия и Исламской Республики Пакистан. При разделе произошёл один из самых масштабных в истории обменов населением: около 14 миллионов человек были вынуждены переехать, и межобщинное насилие привело к гибели сотен тысяч людей. Уже в первые месяцы независимости вспыхнули споры вокруг княжеств, которые должны были определить, к какому государству присоединиться. Особо остро встал вопрос о княжестве Джамму и Кашмир — регионе с преимущественно мусульманским населением, правитель которого медлил с выбором.

В октябре 1947 года, опасаясь, что махараджа Кашмира склонится в пользу Индии, поддержанные Пакистаном вооружённые племенные формирования вторглись на его территорию. Правитель Кашмира обратился за помощью к Дели и подписал акт о присоединении к Индии. Так началась Первая индо-пакистанская война 1947–1948 годов. Боевые действия продолжались несколько месяцев и завершились при посредничестве ООН заключением перемирия. Кашмир оказался разделён: Индия установила контроль над примерно двумя третями бывшего княжества (штаты Джамму и Кашмир на юге и Ладакх на востоке), а Пакистан — над остальной частью (известной в Пакистане как «Азад Кашмир» и Северные территории). Линия прекращения огня 1949 года, впоследствии именуемая Линией контроля, так и не стала официальной границей, оставив «кашмирский вопрос» открытым. Первая война закрепила раскол Кашмира: примерно две трети территории отошли Индии, а остальная часть — Пакистану. Обе страны понесли ощутимые потери (счёт погибших шёл на тысячи), и десятки тысяч жителей Кашмира покинули свои дома из-за боёв. Таким образом, проблема статуса Кашмира осталась нерешённой, заложив мину замедленного действия под отношения Индии и Пакистана на десятилетия вперёд.

1950-е – 1965: Идеологическое противостояние и Вторая война

В последующие годы между двумя государствами сохранялось глубокое недоверие. Пакистан с первых дней своего существования ощущал угрозу со стороны более крупной и военной мощной Индии. Индия же воспринимала Пакистан как отколовшуюся часть собственной территории и была обеспокоена его претензиями на Кашмир. Идеологические различия только усугубляли ситуацию: Пакистан был создан как государство для мусульман, опираясь на идею «двух наций», в то время как Индия, несмотря на преобладание индуистов, провозгласила светский характер государства, пытаясь объединить множество этнических и религиозных общин. В 1950-х годах оба государства искали внешних союзников: Пакистан сблизился с Соединёнными Штатами и вступил в прозападные военные блоки (СЕНТО, СЕАТО), получая значительную военную помощь, тогда как Индия провозгласила курс неприсоединения и параллельно наладила партнёрство с Советским Союзом. Эти геополитические ориентации означали, что конфронтация на субконтиненте приобретала и глобальное измерение, становясь частью холодной войны. В 1962 году Индия потерпела поражение в кратковременной пограничной войне с Китаем, что подорвало её позиции. Пакистанское руководство сделало вывод, что индийская армия ослаблена, и появилась возможность силой решить спор о Кашмире.

В 1965 году напряжённость вокруг Кашмира вылилась во Вторую индо-пакистанскую войну. Ещё в апреле того года стороны уже столкнулись в пустынном районе Ранн-оф-Кутч на западе Индии; тот пограничный конфликт удалось остановить дипломатически (при посредничестве Великобритании), но он подогрел уверенность пакистанского руководства в боеготовности армии. Считая, что в Кашмире назрело недовольство индийским правлением, Пакистан в августе 1965 года начал операцию «Гибралтар», тайно перебросив боевиков и добровольцев через линию контроля для организации антииндийского восстания. Однако план провалился: местное население не поддержало диверсантов, и Индия нанесла ответный удар, перейдя в наступление. Началась полномасштабная война, охватившая как Кашмир, так и Пенджаб. Обе стороны задействовали значительные силы; произошли крупнейшие танковые сражения со времён Второй мировой войны. Военные действия длились несколько недель и привели к большим потерям с обеих сторон, но не дали явного победителя. Международное сообщество, опасаясь расширения конфликта, настояло на прекращении огня. В январе 1966 года при посредничестве СССР была подписана Ташкентская декларация, по которой стороны отводили войска на довоенные позиции и обязались урегулировать споры мирными средствами. Однако коренная причина – спор о статусе Кашмира – так и не была решена, и обе страны вскоре стали готовиться к новым возможным столкновениям. Война 1965 года завершилась без существенных территориальных изменений: стороны, понеся несколько тысяч потерь каждая, вернулись на довоенные рубежи. Тем не менее, конфликт укрепил убеждённость Пакистана в необходимости бороться за Кашмир всеми средствами, а Индия извлекла урок о важности военного превосходства.

1971: Третья война и образование Бангладеш

Следующий крупный конфликт вспыхнул в 1971 году, но его непосредственной причиной стали события не в Кашмире, а во Восточном Пакистане (ныне Бангладеш). В Восточной провинции Пакистана, населённой этническими бенгальцами, в начале 1971 года разгорелся массовый конфликт между местным движением за автономию и центральными властями Пакистана. Жёсткие действия пакистанской армии против бенгальского населения (операция «Прожектор») вызвали гуманитарную катастрофу: около 10 миллионов беженцев хлынули в Индию. Индийское правительство во главе с Индирой Ганди решило вмешаться, поддержав движение за независимость Бангладеш. В декабре 1971 года Индия и Пакистан вступили в открытую войну на двух фронтах — на западе (граница Индии и Западного Пакистана) и на востоке (Восточный Пакистан). Индийские войска совместно с отрядами бангладешских повстанцев (Мукти Бахини) быстро добились успеха на востоке, окружив пакистанскую группировку. 16 декабря 1971 года пакистанская армия в Дакке капитулировала, свыше 90 тысяч пакистанских военнослужащих попали в плен. Эта война завершилась распадом Пакистана — Восточная часть стала независимым государством Бангладеш. На западе боевые действия также прекратились после разгрома пакистанских сил.

В 1972 году в Шимле премьер-министр Пакистана Зульфикар Али Бхутто и премьер-министр Индии Индира Ганди подписали соглашение, закрепившее новую линию прекращения огня в Кашмире (ставшую фактической границей, именуемой Линией контроля) и подтвердившее намерение решать все споры между двумя странами мирно и двусторонне. Шимлайское соглашение фактически закрыло дверь для международного посредничества, предполагая, что стороны будут сами искать пути урегулирования. Одновременно Индия вернула Пакистану захваченные территории и большую часть военнопленных, рассчитывая стабилизировать обстановку. Бхутто публично обещал стремиться к мирному решению и признанию новой линии, однако де-юре окончательный статус Кашмира выработан не был — каждая из сторон осталась при своей позиции. Несмотря на дипломатические договорённости, враждебность между Индией и Пакистаном никуда не исчезла. Эта война стала самой масштабной: по разным данным, в боевых действиях погибло более 12 тысяч солдат с обеих сторон, не считая огромного числа жертв среди мирного населения в Восточном Пакистане. Победа значительно укрепила позиции премьер-министра Индиры Ганди в Индии, тогда как для Пакистана поражение обернулось национальной трагедией и поиском реванша.

1980-е: Сиачен, афганская война и ядерные программы

После 1971 года прямых крупных войн между Индией и Пакистаном больше не происходило, но периодическая напряжённость и пограничные конфликты продолжались. В 1984 году вспыхнул вооружённый конфликт в районе ледника Сиачен в высокогорной части Кашмира. Воспользовавшись тем, что линия контроля в тех ледниковых пустошах не была чётко определена, индийские силы заняли ключевые высоты на Сиачене (операция «Мегхдут»). Пакистан пытался выбить индийцев, и в последующие годы там периодически происходили вооружённые инциденты. В итоге Индия сохранила контроль над стратегическими высотами на этом «самом высокогорном поле боя в мире». Сиаченский конфликт показал, что даже без открытой войны противостояние может вспыхнуть в виде локальных операций за спорные территории.

1980-е годы были отмечены гонкой вооружений и становлением ядерных программ обеих стран. Индия ещё в 1974 году провела своё первое ядерное испытание («Улыбающийся Будда»), продемонстрировав потенциал создания ядерного оружия. Пакистан, потерпев поражение в 1971 году, твёрдо решил не отставать и прилагал огромные усилия для разработки собственного ядерного оружия под руководством Абдула Кадира Хана. К концу 1980-х считается, что Пакистан уже имел необходимые компоненты для создания ядерных зарядов. В то же время обе страны приобретали всё более современное обычное вооружение: Индия закупала технику преимущественно у СССР (танки, самолёты, корабли), а Пакистан получал военную помощь от США (особенно в период советско-афганской войны 1979–1989 годов, когда Пакистан был ключевым союзником Вашингтона). В те годы Пакистан также получил колоссальный приток вооружений и средств, которые частично направлялись не только против СССР в Афганистане, но и для подпитки подпольных движений в Пенджабе и Кашмире. Нарастание военной мощи в сочетании с отсутствием политического диалога создавало предпосылки для новых кризисов. Так, в 1986–1987 годах крупномасштабные военные учения индийской армии «Брасстэкс» у пакистанской границы вызвали панику в Исламабаде, и стороны вновь оказались на грани войны, избежав её в последний момент благодаря дипломатическим усилиям (в частности, личной встрече Зия и Раджива Ганди на матче по крикету). Этот кризис показал, как легко масштабные учения могут быть восприняты как подготовка к нападению. Тогда у стран ещё не было официально ядерного статуса, но, как стало известно позднее, Пакистан уже вплотную подошёл к созданию бомбы. В 1990 году, на фоне вспыхнувшего восстания в Индийском Кашмире (где с 1989 года началась вооружённая борьба местных мусульман за отделение, активно поддерживаемая Пакистаном), ситуация накалилась до такой степени, что международные наблюдатели выражали опасения ядерного столкновения. К тому времени, как предполагают, обе страны уже имели собранные ядерные устройства. Лишь энергичное вмешательство США и других держав (включая визит спецпосланника Вашингтона Роберта Гейтса) помогло предотвратить большую войну тогда. По некоторым данным, в ходе этого кризиса Пакистан даже привёл свои ядерные силы в повышенную готовность, стремясь удержать Индию от полномасштабного удара – первый тревожный звонок ядерной эскалации в регионе.

Кульминацией ядерных амбиций обеих стран стал 1998 год. В мае 1998 года Индия провела серию подземных ядерных взрывов (операция «Шакти»), официально заявив о себе как о ядерной державе. Спустя несколько недель Пакистан ответил своими испытаниями (операция «Чагаи»), продемонстрировав наличие собственного ядерного арсенала. Международное сообщество ввело санкции против обоих государств, осудив гонку ядерных вооружений. Однако внутри Индии и Пакистана эти шаги были встречены всплеском национальной гордости. С этого момента любые будущие конфликты между двумя странами стали потенциально ядерно опасными, что заставило мир пристальнее следить за развитием событий на субконтиненте.

Несмотря на надежды, что наличие ядерного оружия остудит воинственный пыл (доктрина взаимного сдерживания), уже в следующем году Индия и Пакистан оказались вовлечены в очередное военное столкновение — Каргильский конфликт 1999 года. Незадолго до этого, в феврале 1999-го, премьер-министр Индии Атал Бихари Ваджпаи совершил символичный «автобусный визит» в Лахор, где встретился с премьером Навазом Шарифом и подписал декларацию о мире и дружбе. Однако весной того же года, воспользовавшись тем, что в зимний период индийские подразделения покидали высокогорные позиции в районе Каргила (штат Джамму и Кашмир), пакистанские войска под видом «повстанцев-джихадистов» тайно проникли через линию контроля и заняли ряд стратегических высот на индийской территории. Когда факт вторжения обнаружился, Индия мобилизовала армию для выбивания нарушителей. Завязались ожесточённые бои в горах Каргила и Драса. Индийские войска при поддержке авиации постепенно вытесняли противника. Ситуация грозила перерасти в полномасштабную войну, и международное давление на Пакистан усилилось. Особенно активную роль сыграли США: президент Билл Клинтон призвал премьер-министра Пакистана Наваза Шарифа немедленно вывести силы. В итоге к июлю 1999 года пакистанские подразделения отступили обратно за линию контроля. Бои в горах Каргила были ожесточёнными: Индия потеряла около 500 военнослужащих убитыми, у Пакистана, по оценкам, погибло от 700 до нескольких тысяч человек (точные цифры не разглашаются). Каргильский кризис стал первым вооружённым конфликтом между ядерными державами. Он уронил доверие между странами до нового минимума: Индия обвинила Пакистан в вероломстве (ведь незадолго до этого лидеры двух стран встречались на саммите в Лахоре, заявляя о стремлении к миру), а в Пакистане произошёл внутриполитический переворот – военные во главе с генералом Первезом Мушаррафом, вдохновителем каргильской операции, позже в 1999 году свергли Наваза Шарифа.

2001–2002: Кризис после теракта в Дели

Начало 2000-х ознаменовалось очередной вспышкой напряжённости. В декабре 2001 года боевики, связанные с пакистанскими исламистскими группировками, совершили дерзкое нападение на парламент Индии в Нью-Дели. Пять вооружённых террористов проникли на территорию парламента и открыли огонь, убив нескольких охранников (само заседание в тот момент не проходило). Индия обвинила в организации атаки группировки «Джаиш-е-Мухаммад» и «Лашкар-е-Тайба», базирующиеся в Пакистане, а также намекнула на причастность пакистанской разведки. Этот инцидент стал точкой кипения: Индия начала самую крупную за последние десятилетия мобилизацию войск на границе с Пакистаном (операция «Паракрам»). Пакистан ответил зеркальными мерами, стянув сопоставимые силы. В 2002 году почти миллион солдат стояли друг против друга вдоль границ, а взаимные обстрелы участились. Мир затаил дыхание, опасаясь, что две ядерные державы начнут открытую войну. Лидеры США, Европы, России активно посредничали, призывая к сдержанности. К лету 2002 года кризис удалось разрядить: обе стороны постепенно отвели войска от линии соприкосновения. Прямого столкновения удалось избежать, однако диалог между странами был заморожен на несколько лет. Напряжённость достигла пика в июне 2002 года, когда после очередного теракта (нападение боевиков на лагерь семей индийских военных в Джамму) Индия всерьёз рассматривала возможность ударов. Только энергичное посредничество (визиты в регион представителей США и других держав, а также обещание Пакистана пресечь деятельность экстремистов) позволили разрядить обстановку.

2004–2007: Попытка мирного диалога

Некоторое улучшение отношений наметилось лишь после 2003 года. В ноябре 2003-го Индия и Пакистан неожиданно договорились о полноценном прекращении огня на линии контроля в Кашмире. Это соглашение в целом соблюдалось последующие несколько лет, что создало предпосылки для возобновления мирного процесса. В январе 2004 года, на полях регионального саммита, состоялась встреча президента Пакистана Первеза Мушаррафа и премьер-министра Индии Атала Ваджпаи, после которой был дан старт «Композитному диалогу» — серии переговоров по всему комплексу двусторонних проблем, включая Кашмир, торговлю, водопользование, сотрудничество в борьбе с терроризмом. Оба правительства проявляли осторожный оптимизм. Были предприняты меры доверия (ещё в июле 2001 года президенты Мушарраф и Ваджпаи провели саммит в Агре, который, правда, не привёл к прорыву из-за разногласий по Кашмиру, но заложил основу для последующего диалога). В рамках процесса 2004–2007 годов открыто автобусное сообщение между разделёнными частями Кашмира, начат обмен делегациями, на спорном Сиаченском леднике введён режим тишины. В середине 2000-х казалось, что многолетние противоречия могут смягчиться. Ходили слухи о подготовке некого компромиссного решения по Кашмиру, выработанного на закрытых переговорах при участии Мушаррафа и индийского премьер-министра Манмохана Сингха (называли формулу «границы не меняются, но становятся прозрачными»). Однако внутренние проблемы в Пакистане (ослабление власти Мушаррафа) и рост недоверия помешали завершить эти начинания.

2008: Теракты в Мумбаи и новый разрыв

Резкий удар по хрупкому диалогу нанесли террористические атаки в Мумбаи в ноябре 2008 года. Группа из десяти боевиков, связанных с пакистанской организацией «Лашкар-е-Тайба», совершила серию нападений в центре финансовой столицы Индии, убив более 170 человек, в том числе иностранных граждан. Эта трагедия шокировала Индию. Доказательства указывали на подготовку атаки на пакистанской территории, с участием лиц, связанных с тамошними экстремистскими группами. Международное давление заставило Пакистан частично признать, что исполнители имели пакистанское гражданство, однако правительство Пакистана отрицало причастность государственных структур. Несмотря на гнев в индийском обществе, правительство Индии под руководством Манмохана Сингха воздержалось от военного ответа, предпочтя дипломатическое давление. Тем не менее, мирный диалог снова прервался на длительное время. Доверие, которое начали выстраивать в предыдущие годы, было подорвано. В 2010–2013 годах предпринимались попытки возобновить контакты на уровне глав государств и министров, но каждое обострение ситуации на границе или теракт возвращали отношения в состояние взаимных обвинений. В эти годы в индийском штате Джамму и Кашмир продолжалось тлеющее противостояние между силами безопасности и местными повстанцами, которое Индия связывала с поддержкой, идущей от Пакистана.

2014–2016: Новый виток напряжённости и «точечные удары»

Новая волна напряжённости поднялась после прихода к власти в Индии в 2014 году правительства Нарендры Моди, представляющего националистическую партию Бхаратия Джаната (БДП). Моди занял жёсткую позицию в отношении терроризма и дал понять, что терпеть атаки из Пакистана более не намерен. Тем не менее, в конце 2015 года казалось, что лёд начинает таять: премьер Моди совершил неожиданный визит в Лахор по случаю дня рождения пакистанского премьера Наваза Шарифа – первый приезд индийского лидера в Пакистан почти за десятилетие. Этот жест доброй воли внушил некоторую надежду. Однако уже через несколько недель, в январе 2016 года, боевики из пакистанской группировки «Джаиш-е-Мухаммад» атаковали индийскую авиабазу Патханкот в Пенджабе. Индия обвинила террористов, действующих с территории Пакистана; Исламабад формально осудил нападение и даже направил следственную группу к месту событий, но виновные так и не были наказаны. Через несколько месяцев произошёл ещё один резонансный удар: в сентябре 2016-го боевики атаковали индийскую базу в Ури (Кашмир), убив 19 солдат. В ответ индийские спецподразделения осуществили так называемые «точечные удары» («surgical strikes») — рейды через линию контроля, в ходе которых, по заявлению индийской стороны, были уничтожены несколько лагерей боевиков на пакистанской территории. Пакистан отрицал сам факт таких рейдов, но публичная демонстрация Индией готовности к силовым действиям стала поворотным моментом.

2019: Атака в Пулваме и угроза войны

Ещё более опасную ситуацию мир наблюдал в феврале 2019 года. 14 февраля 2019 года в Кашмире смертник из группировки «Джаиш-е-Мухаммад» направил заминированный автомобиль на колонну индийских силовиков, в результате чего погибло 40 человек («теракт в Пулваме»). Индия обвинила Пакистан в покровительстве террористам и пообещала решительный ответ. Спустя почти две недели, 26 февраля 2019 года, индийские ВВС нанесли удар по цели на территории Пакистана (в районе Балакот, провинция Хайбер-Пахтунхва), заявив об уничтожении лагеря той самой группировки. Это был первый со времён 1971 года авиаудар индийских сил по территории собственно Пакистана. Пакистан на следующий день ответил вылетом своей авиации к границе Индии: в воздушном бою пакистанские силы сбили индийский истребитель МиГ-21, пилот которого катапультировался и был взят в плен. Примечательно, что это был первый случай нанесения авиаудара одной ядерной державой по территории другой. Возникла непосредственная угроза дальнейшей эскалации, однако Пакистан, желая деэскалации, вскоре освободил пленённого лётчика. Это несколько снизило напряжение. При международном посредничестве стороны удержались от продолжения боевых действий. Тем не менее, мир вновь оказался в шаге от войны между Индией и Пакистаном.

В том же 2019 году произошли важные изменения во внутренней политике Индии, сильно повлиявшие на отношения с Пакистаном. В августе 2019 года индийский парламент по инициативе правительства Моди отменил особый статус штата Джамму и Кашмир (статья 370 Конституции Индии) и разделил его на две напрямую управляемые Нью-Дели союзные территории. Это означало полную интеграцию индийского Кашмира и ликвидацию его прежней широкой автономии. Для жителей Кашмира эти меры сопровождались жёсткими ограничениями: были введены комендантский час, месяцы блокировки связи, тысячи дополнительных военных направлены в регион для пресечения возможных протестов. Пакистан резко осудил этот шаг, заявив, что Индия в одностороннем порядке изменила статус спорной территории и тем самым похоронила надежды на диалог. Исламабад выслал индийского посла, понизил уровень дипломатических отношений, приостановил двустороннюю торговлю и активизировал усилия на международной арене, пытаясь привлечь внимание к кашмирскому вопросу. Индия, со своей стороны, заявила, что вопрос Кашмира является её внутренним делом, а жёсткая политика обусловлена необходимостью борьбы с терроризмом и сепаратизмом. С конца 2019 года прямых официальных переговоров между Индией и Пакистаном практически не ведётся. Линия контроля в Кашмире вновь стала зоной частых перестрелок, хотя в феврале 2021 года стороны неожиданно подтвердили приверженность режиму прекращения огня (возобновив действие соглашения 2003 года). Это несколько снизило интенсивность пограничных инцидентов, но политические контакты остались замороженными.

Таким образом, история отношений Индии и Пакистана представляет собой череду войн, военных кризисов и периодических попыток диалога. Ключевым камнем преткновения все эти десятилетия остаётся судьба Кашмира, а также взаимные обвинения во враждебных действиях. Каждая новая вспышка напряжённости опирается на глубокие исторические обиды и недоверие, сформированные событиями прошлого. Понимание этого исторического контекста необходимо, чтобы осмыслить текущую эскалацию конфликта: она не возникла в вакууме, а стала продолжением долгой цепи противостояния, берущей начало ещё в середине XX века.

Причины текущего обострения

Территориальный фактор (Кашмирский вопрос). Главная и наиболее очевидная причина обострения – неурегулированный территориальный спор вокруг Кашмира. Именно из-за Кашмира Индия и Пакистан в прошлом уже не раз воевали, и именно эта проблема продолжает питать взаимную враждебность. На начало 2020-х годов ситуация в индийском штате (ныне союзной территории) Джамму и Кашмир остаётся крайне напряжённой. Для Пакистана Кашмир – «незавершённый раздел», вопрос принципа (мусульманское большинство должно жить в мусульманском государстве). Для Индии же удержание Кашмира – вопрос светскости и территориальной целостности (доказательство того, что многонациональное и многоконфессиональное государство может включать регион с мусульманским большинством). Отмена Индией особого статуса Кашмира в 2019 году и последовавшие за этим меры (жёсткий контроль со стороны Дели, изменение демографической и административной политики) усилили недовольство части местного населения. В регионе продолжают действовать вооружённые группы сепаратистского и исламистского толка, некоторые из которых имеют убежище или поддержку на пакистанской территории. Пакистан официально заявляет о моральной и дипломатической поддержке «борьбы народа Кашмира за самоопределение» и осуждает действия Индии как «оккупацию». Индия же настаивает, что Пакистан поощряет и снабжает террористов, которые дестабилизируют Кашмир. Здесь налицо и правовые разногласия: Дели опирается на документ о присоединении Кашмира от 1947 года и считает его единственным легитимным основанием, тогда как Исламабад апеллирует к резолюциям ООН 1948 года, требовавшим провести плебисцит в Кашмире (он не состоялся). Соответственно, каждая сторона объявляет другую нарушителем международных обязательств. Таким образом, почва для вспышек насилия постоянно присутствует. Теракт в апреле 2025 года, совершённый боевиками в туристическом районе Кашмира, стал непосредственным спусковым крючком нынешнего кризиса, но корни этого насилия уходят в долгосрочное противостояние за контроль над Кашмиром. Каждый раз, когда в Кашмире происходит резонансный инцидент, обвинения между странами вспыхивают с новой силой, приводя к эскалации. Помимо собственно Кашмира, между Индией и Пакистаном существуют и другие территориальные разногласия – хотя и менее значимые. Одна из них касается раздела водных ресурсов: все основные реки региона текут из Индии в Пакистан, и в 1960 году стороны подписали Индусский водный договор. Этот документ долго считался незыблемым, но в обстановке нынешнего кризиса Индия пригрозила приостановить своё участие в договоре, что стало бы серьёзным ударом для сельского хозяйства и водоснабжения Пакистана. Ещё один спор – о разграничении болотистой местности Сир-Крик в дельте Инда на юге. Хотя Сир-Крик и воды Инда сами по себе не вызывают у масс такого эмоционального отклика, эти темы также добавляют напряжённости и могут использоваться как инструменты давления в периоды обострения.

Религиозно-идеологические противоречия. Исторические обиды, связанные с разделом Индии по религиозному признаку, до сих пор отравляют отношения Нью-Дели и Исламабада. Пакистан возник как государство для мусульман Южной Азии, и в его национальной идее заложено противостояние с Индией, воспринимаемой как угроза для мусульманского сообщества субконтинента (особенно для мусульман Кашмира). В индийском общественном сознании, напротив, Пакистан нередко ассоциируется с экстремизмом и террористической угрозой, нависшей над индийской государственностью. Религиозный фактор выступает ярким маркером конфликта: радикальные элементы в Пакистане апеллируют к джихаду против «индусов», а индийские националистические круги эксплуатируют образ Пакистана как «исламского врага». Хотя официально правительства заявляют о борьбе не с религией, а с терроризмом и экстремизмом, риторика по обе стороны часто окрашена конфессиональными мотивами. Память о кровавых событиях 1947 года (когда при разделе гибли и мусульмане, и индуисты) всё ещё жива и подпитывает образы врага. Например, в Пакистане широко распространено убеждение, что мусульман в Индии угнетают, что подкрепляется сообщениями о межобщинном насилии (например, о погромах 2002 года в Гуджарате или о случаях осквернения мечетей). В Индии же теракты, совершаемые исламистами, и радикальные высказывания пакистанских лидеров формируют в глазах многих образ Пакистана как оплота религиозного экстремизма. Обвинения в адрес Пакистана в поддержке радикальных исламистов резонируют с внутренним дискурсом индийской власти о защите государства от «джихадистской угрозы». В Пакистане же события в Кашмире преподносятся как борьба мусульман за свои права против «индусского режима». Таким образом, религиозные противоречия усиливают эмоциональную составляющую конфликта, затрудняя рациональный диалог и компромисс. Особенно отчётливо идеологический разлом проявился в последнее время: индийское руководство, опирающееся на идеологию Хиндутвы (превосходства индуистской культуры), проводит политику, которую в Пакистане рассматривают как дискриминацию мусульман (примером служит закон о гражданстве 2019 года, упрощающий получение гражданства Индии немусульманским мигрантам из соседних стран, но не распространяющийся на мусульман). В самом Пакистане растёт влияние религиозных партий и организаций, которые требуют от правительства непримиримой позиции по отношению к «индусскому режиму». Обе стороны обвиняют друг друга в религиозном экстремизме, что ещё более усугубляет пропасть между ними.

Политические и идеологические расхождения. Помимо религии, существуют более широкие политические противоречия между двумя странами. Индия позиционирует себя как светская демократическая республика, тогда как Пакистан на протяжении значительной части своей истории находился под властью военных режимов и провозглашает исламские ценности основой государственного строя. Эти различия породили несовпадение во внешнеполитических курсах и союзах: Индия традиционно стремилась к лидерству среди движений неприсоединения, тогда как Пакистан искал покровительства сильных союзников (сначала США, затем Китая) для противовеса Индии. В результате доверия между правящими элитами двух стран практически нет – они принадлежат к разным «мирам». Каждая сторона склонна видеть в действиях другой скрытый злой умысел. Любые инициативы Индии в Кашмире Пакистан воспринимает как попытку окончательно узурпировать спорную территорию. В свою очередь, Индия рассматривает международную активность Пакистана по кашмирскому вопросу как враждебную пропаганду и вмешательство во внутренние дела. Более того, обе страны обвиняют друг друга в тайном вмешательстве во внутренние дела. Исламабад регулярно заявляет, что индийская разведка поддерживает сепаратистов в Белуджистане и племенных районах Пакистана; Нью-Дели же указывает на давнюю помощь Пакистана сикхским боевикам в Пенджабе и исламским террористам в Кашмире. Эти обвинения взаимно усиливают подозрительность. Идеологически Индия (особенно при нынешнем правительстве националистов) апеллирует к образу единого сильного государства, не допускающего внешнего диктата, а Пакистан – к роли оплота исламского мира и защитника угнетённых мусульман. Такие нарративы плохо сочетаются друг с другом, что ведёт к жёсткой позиции на переговорах: ни одна сторона не хочет казаться слабой или уступчивой перед своим народом. В итоге политические установки Дели и Исламабада делают их менее склонными к компромиссам, что способствует затяжному характеру конфликта. Официальные лица по обе стороны регулярно обмениваются резкими заявлениями: Дели называет Пакистан «оплотом мирового терроризма», обвиняя пакистанские спецслужбы в организации атак, а Исламабад обвиняет Индию в «господских замашках» и угнетении мусульман. Подобная риторика делает отступление от жёсткой линии почти невозможным без потери лица, поддерживая замкнутый круг вражды.

Внутренняя нестабильность и её экспорт. Не последнюю роль в эскалации играет внутриполитическая ситуация внутри каждой страны. В Пакистане последние годы характеризуются политической нестабильностью и экономическим кризисом. В 2022–2023 годах страна балансировала на грани дефолта, росло недовольство властью, происходили столкновения между сторонниками разных политических лагерей. Смены правительств и противостояние между гражданскими лидерами и военными ослабляют единоначалие. В таких условиях внимание общественности легко переключить на внешнего врага. Для пакистанского руководства обострение конфликта с Индией иногда может стать способом отвлечь население от внутренних бед и сплотить его вокруг властей перед лицом внешней угрозы. Кроме того, ослабление государственности даёт больше свободы действия радикальным группировкам. Когда правительство и армия заняты внутренними распрями или борьбой с экономическим коллапсом, экстремисты могут активизироваться и совершать провокационные атаки против Индии, рассчитывая разжечь большую войну или хотя бы повысить свой статус «борцов за веру». Нынешний теракт в Кашмире отчасти можно рассматривать в этом ключе: малоизвестная группа могла воспользоваться хаосом, чтобы нанести удар, зная, что последствия резонируют широко.

Во внутренней политике Индии также есть факторы, влияющие на отношение к Пакистану. Хотя Индия – более устойчивая демократия, там существуют свои острые проблемы: межобщинная напряжённость между индуистским большинством и мусульманским меньшинством, сепаратистские настроения в некоторых регионах, социально-экономическое неравенство. Националистическое руководство в Дели нередко использует жёсткую риторику в адрес Пакистана, чтобы укрепить патриотические настроения и отвлечь внимание от внутренних разногласий. Например, после теракта 2019 года действия против Пакистана повысили популярность правительства. Поддержание образа внешнего противника может консолидировать избирателей вокруг действующей власти, особенно если ей нужно преодолеть недовольство по другим поводам. К тому же тема борьбы с терроризмом, исходящим из Пакистана, служит оправданием для силовых мер внутри самой Индии (прежде всего в Кашмире). Так, введение чрезвычайных мер и длительные ограничения в Кашмире объясняются необходимостью предотвратить проникновение террористов. Кроме того, жёсткий курс в отношении Пакистана полезен индийской армии и спецслужбам – он обеспечивает для них приоритетное финансирование и высокий престиж в обществе. Таким образом, определённые круги как в Индии, так и в Пакистане рассматривают эскалацию напряжённости как выгодный инструмент во внутриполитической борьбе. Классический пример: в 2022–2023 годах Пакистан переживал острейший экономический и политический кризис (инфляция, противостояние между бывшим премьером Имраном Ханом и армией), и в этот период риторика об «индийской угрозе» вновь вышла на первый план – в том числе, чтобы отвлечь население от внутренних проблем. В Индии же на фоне массовых протестов, например аграрных волнений 2020–2021 годов или всплесков межконфессиональной напряжённости, официальные лица усиливали акцент на национальной безопасности и борьбе с терроризмом, подразумевая внешнего врага. Подобные стратегии позволяют властям переключать общественное внимание и консолидировать поддержку, используя конфликт как удобный инструмент.

Сочетание всех перечисленных факторов создало благодатную почву для нынешнего обострения. Тлеющий десятилетиями кашмирский конфликт, усиленный идеологической враждой и усугублённый внутренними кризисами, достиг очередной критической точки. Каждая из сторон убеждена в своей правоте и одновременно ощущает давление как извне, так и изнутри, что затрудняет деэскалацию. Понимание причин нынешнего кризиса важно для оценки того, как могут развиваться события дальше и какие шаги способны (или не способны) снизить напряжённость.

Сравнение военного потенциала Индии и Пакистана

Индия и Пакистан обладают значительными вооружёнными силами, однако по масштабам и оснащению индийская армия заметно превосходит пакистанскую. Индия считается одной из ведущих военных держав Азии, тогда как Пакистан, уступая ей в размерах и ресурсах, стремится компенсировать разрыв за счёт ядерного оружия и внешней поддержки. Ниже приведены ключевые показатели военной мощи двух стран (оценки на середину 2020-х годов):

• Личный состав вооружённых сил: Индия имеет около 1,4 млн военнослужащих действительной службы (вторая по численности армия в мире) и примерно 1,1 млн резервистов. У Пакистана – порядка 650 тыс. активных военнослужащих и около 0,5 млн резервистов. Кроме того, Индия располагает крупными военизированными формированиями (пограничные войска, внутренние войска и др.) численностью свыше 2,5 млн человек, тогда как аналогичные силы Пакистана насчитывают около 0,5 млн. Таким образом, по людским ресурсам преимущество Индии более чем двукратное.

• Сухопутная техника: По количеству бронетехники и артиллерии Индия также впереди. На вооружении индийской армии состоят примерно 4 200 танков (основу составляют современные Т-90 «Бхишма», а также модернизированные Т-72 и собственные Arjun), тогда как у Пакистана около 2 500–2 700 танков (включая импортированные китайские Type 59/69 и украинские Т-80УД, а также разработанные совместно с Китаем Al-Khalid). Индия имеет значительное превосходство и в других бронированных машинах (БМП, БТР и т.д.) – счёт идёт на десятки тысяч единиц, тогда как у Пакистана их в разы меньше. Артиллерийские мощности (буксируемая и самоходная артиллерия, реактивные системы залпового огня) в чём-то сопоставимы. По отдельным категориям Индия лидирует (например, число буксируемых орудий), однако Пакистан исторически уделял больше внимания самоходной артиллерии и имеет её даже больше, чем Индия. Обе страны развивают реактивные системы залпового огня: Индия – собственные дальнобойные «Пинака», Пакистан – закупает китайские и разрабатывает свои, например систему A-100. Важным фактором является география: Индия имеет более протяжённую линию границы и развёртывает крупные силы на разных направлениях (против Пакистана и Китая), тогда как Пакистан концентрирует большую часть армии на индийском направлении.

• Военно-воздушные силы: Индия располагает одной из крупнейших ВВС в регионе — около 2 200–2 300 единиц авиатехники, из них свыше 500 боевых самолётов (истребители и ударные). Ключевые типы – российские Су-30МКИ (основа истребительного парка, более 250 ед.), МиГ-29, французские Mirage 2000, новейшие Rafale (36 ед., закуплены в 2020-х годах), а также собственные лёгкие истребители HAL Tejas. В Пакистане общее число самолётов меньше — порядка 1 400 единиц, из них боевых – около 350. Пакистанский истребительный парк включает американские F-16 (около 75 машин, получены в 1980–90-х), совместно с Китаем разработанные JF-17 Thunder (около 100 ед.), а также более старые французские Mirage III/V и недавно закупленные китайские J-10C (25+ ед.). Индия имеет некоторое преимущество и в силах поддержки: больше самолётов-заправщиков (6 против 4) и военно-транспортной авиации, значительно больше вертолётов (около 900 против ~370 у Пакистана), включая ударные вертолёты AH-64 Apache. Это даёт Индии более развитую систему материально-технического обеспечения и воздушного прикрытия. Индийские ВВС также располагают большим числом вспомогательных самолётов (разведчиков, самолётов ДРЛОиУ, транспортных), что повышает способность проецировать силу. Пакистанские пилоты считаются хорошо подготовленными, отчасти благодаря опыту, полученному в сотрудничестве с ВВС США и Китая, однако ограниченные ресурсы не позволяют поддерживать количество лётных часов на уровне индийских коллег.

• Военно-морские силы: Превосходство Индии наиболее заметно на море. Индийский ВМФ – «океанский» (blue-water navy), способный действовать в удалённых районах, тогда как пакистанский флот – прибрежный (green-water navy), ограниченный в основном акваторией Аравийского моря. На вооружении Индии находятся 2 авианосца (ИНС Vikramaditya и новый, собственной постройки ИНС Vikrant), тогда как у Пакистана нет авианосцев. Индия располагает десятками крупных надводных кораблей, включая эскадренные миноносцы и фрегаты современного класса, тогда как Пакистан имеет лишь несколько относительно современных фрегатов китайского производства и несколько старых, а также корветы и сторожевые катера. Подводный флот Индии также сильнее: на её вооружении состоят как атомные подлодки (включая АПЛ «Арихант» с баллистическими ракетами), так и дизель-электрические субмарины (около 15 ед.). Пакистан имеет около 8 подводных лодок (типы «Агоста» французской постройки и новейшие китайские типа «Юань», строящиеся по контракту) и полагается на береговые ракеты и минно-торпедные средства для защиты своего побережья. Индийский флот, обладая более современными кораблями и морской авиацией (палубные истребители МиГ-29К, противолодочные самолёты P-8I Poseidon, разведывательные БПЛА), способен блокировать пакистанские порты в случае войны, как это уже происходило в 1971 году. Таким образом, на море у Пакистана практически нет шансов противостоять Индии в открытом столкновении. Тем не менее, Пакистан делает ставку на асимметричные меры на море: развитие подводного флота (в перспективе оснащение подлодок крылатыми ракетами), противокорабельные ракетные комплексы берегового базирования и морские беспилотники, чтобы создать угрозу индийским кораблям в случае войны.

• Оборонные бюджеты и промышленность: Экономическое превосходство Индии отражается и в финансировании армии. Индийский военный бюджет в последние годы превышает 70 млрд долларов ежегодно (в 2025 фингоду – около $79 млрд), что более чем в 7–8 раз превышает официальные расходы Пакистана на оборону (около $10 млрд в год, примерно 4% пакистанского ВВП против ~2,5% ВВП у Индии). Эти средства позволяют Индии вкладываться в модернизацию и закупки новейших вооружений, а также развивать собственный военно-промышленный комплекс. Индийские предприятия выпускают ракеты (например, сверхзвуковые крылатые ракеты «БраМос» совместной разработки с Россией), боевые самолёты (Tejas), корабли, танки и другую технику. Пакистан, обладая более скромной экономикой, сильно зависит от внешних поставок оружия (прежде всего из Китая, а ранее также из США). Тем не менее Пакистан развил и свою оборонную промышленность – она сконцентрирована на производстве лицензионной техники (например, тех же JF-17 совместно с Китаем, танков Al-Khalid) и боеприпасов. Отставание в финансах и технологиях Пакистан пытается компенсировать асимметричными мерами – в том числе упором на ядерный арсенал, развитие ракетных средств доставки (включая баллистические ракеты малой дальности) и привлечение мощных союзников.

Помимо численных показателей, решающее значение имеет наличие ядерного оружия у обеих стран. Здесь паритет более очевиден: по оценкам экспертов, Индия и Пакистан располагают сопоставимым количеством ядерных боезарядов. Каждая сторона, по открытым данным, имеет порядка 150–160 ядерных боеголовок, способных быть доставленными различными средствами. Оба государства активно развивают ракетные программы: у Индии есть семейство баллистических ракет «Агни» различной дальности (от оперативно-тактических до межконтинентальных, способных достигать целей в любой точке Пакистана и далеко за его пределами), а у Пакистана – аналогичная линейка ракет «Хатф»/«Гаури»/«Шахин», покрывающая расстояния вплоть до всей территории Индии. Оба располагают и крылатыми ракетами (индийская «Нирбхай», пакистанская «Бабур») и авиационными средствами доставки (боевые самолёты могут нести ядерные бомбы или ракеты). Индия сделала ставку на стратегическое сдерживание и официально придерживается доктрины «неприменения ядерного оружия первым» (No First Use), заявляя, что пустит в ход атом только в ответ на ядерную агрессию. Пакистан же, напротив, не провозглашает отказа от первого применения и рассматривает свой ядерный арсенал как средство компенсации более слабых конвенциональных сил. Исламабад открыто даёт понять, что может прибегнуть к ядерному удару, если крупномасштабное наступление индийской армии будет угрожать самому существованию государства. В последние годы Пакистан даже разработал тактические ядерные средства: например, принят на вооружение малый ракетный комплекс Hatf-9 («Наср») дальностью около 60 км, предназначенный для удара по наступающим войскам. Наличие подобных «мини-ядерных» систем сигнализирует, что Пакистан готов пойти на ограниченное применение атомного оружия на поле боя, чтобы остановить превосходящие силы Индии. Это чрезвычайно опасный аспект: в потенциальном конфликте любое затяжное столкновение грозит перейти «ядерный порог», если одна из сторон почувствует себя загнанной в угол. Индия, стремясь лишить соседа эффекта внезапности, параллельно создаёт эшелонированную систему противоракетной обороны (ПРО): в 2010-х она успешно испытала перехватчики баллистических целей отечественной разработки и начала получать зенитно-ракетные комплексы С-400, способные перехватывать пакистанские ракеты средней дальности.

С технологической точки зрения индийская армия в целом оснащена более современным и разнообразным оружием. Постоянные закупки у разных поставщиков (Россия, Франция, Израиль, США и др.) и развитие собственных технологий дали Индии доступ к передовым образцам: современным системам ПВО (например, С-400 «Триумф»), спутниковой разведке и связи (Индия — космическая держава, имеющая орбитальные аппараты для наблюдения и связи), высокоточным видам вооружений. Пакистан, хотя и модернизирует армию, вынужден опираться на более ограниченный круг источников — главным образом Китай и частично Турцию. Китайские вооружения последних моделей (истребители, танки, фрегаты, беспилотники) существенно усилили пакистанский арсенал, но по ряду параметров они могут уступать западным и российским аналогам, стоящим на вооружении Индии. Следует отметить, что обе стороны активно осваивают новые формы ведения войны. В последние годы значительную роль приобретают беспилотные летательные аппараты и кибероперации. Индия закупает у США и Израиля современные дроны-разведчики и ударные БПЛА, а также развивает собственные проекты; Пакистан получает беспилотники от Китая и Турции и наращивает их производство (включая ударные дроны типа Bayraktar TB2). Одновременно идёт негласная кибервойна: хакерские группы, предположительно связанные со спецслужбами обеих стран, атакуют правительственные сети и инфраструктуру противника, ведётся информационное противоборство в медиа и соцсетях. Эти новые измерения дополняют традиционное соперничество, делая его ещё более комплексным.

Наконец, фактор союзников и внешней поддержки влияет на военный баланс косвенно, но ощутимо. Прямых военных союзов, обязывающих вмешаться в случае войны, ни у Индии, ни у Пакистана нет. Однако у Пакистана есть давний стратегический партнер — Китай. Китай рассматривает Пакистан как противовес Индии и активно снабжает его оружием, разведданными и инвестициями в оборонную инфраструктуру. В случае крупного конфликта Пекин, вероятно, окажет Пакистану дипломатическую и материально-техническую поддержку, а также может усилить давление на Индию на своей границе (учитывая собственные территориальные споры с Индией в Гималаях), что заставит индийское командование держать часть войск на востоке. Соединённые Штаты, бывшие союзником Пакистана в годы холодной войны, в XXI веке сблизились с Индией на почве общего противодействия усилению Китая. Хотя у Вашингтона нет договора об обороне с Нью-Дели, США и другие западные державы (Франция, Великобритания, а также партнёры в Индо-Тихоокеанском регионе – Япония, Австралия) в случае конфликта, вероятно, поддержат Индию политически. Они могут усилить обмен разведданными, ускорить поставки боеприпасов и запчастей. В то же время эти же державы будут стремиться не допустить катастрофического развития событий и попытаются сдерживать обе стороны от крайних шагов. Россия, традиционно основной поставщик оружия Индии, в последние годы также наладила контакты с Пакистаном, но в конфликте, скорее всего, останется нейтральной, призывая к мирному решению. Региональные страны, такие как Турция (традиционно поддерживающая Пакистан, включая совместные вооружённые проекты) или страны Персидского залива (Саудовская Аравия, ОАЭ – долгое время финансово помогавшие Исламабаду, но теперь также сближающиеся с Нью-Дели), тоже постараются повлиять дипломатически. Однако прямого военного вмешательства иностранных держав в индийско-пакистанскую войну не ожидается: слишком высоки ставки из-за риска ядерной эскалации. Превосходство Индии в обычных вооружениях частично нивелируется этими внешними факторами: Пакистан рассчитывает, что наличие мощного союзника в лице Китая и международное давление на Индию помешают Дели реализовать своё преимущество в полном объёме. История показывает, что во всех крупных кризисах внешние игроки так или иначе вмешивались – будь то посредничество СССР в 1966-м, давление США в 1999-м или текущие призывы ООН к сдержанности.

В итоге сравнение военного потенциала показывает, что Индия обладает значительно большей конвенциональной военной силой, тогда как Пакистан делает ставку на ядерное оружие и стратегические союзы для сдерживания индийского наступления. Обе страны, понимая опасность прямой войны, стараются демонстрировать готовность дать отпор: Индия – благодаря своим крупным вооружённым силам и растущей технологической мощи, Пакистан – благодаря своему «ядерному щиту» и поддержке извне. Это хрупкое равновесие означает, что любой серьёзный конфликт может быстро выйти из-под контроля, если стороны не проявят сдержанности.

Внутриполитическая роль конфликта в Индии и Пакистане

Конфронтация между Индией и Пакистаном на протяжении десятилетий стала частью внутренней политики обеих стран, влияя на общественное мнение, риторику лидеров и расстановку сил внутри государства. Для Индии противостояние с Пакистаном выполняет функцию консолидации нации перед внешней угрозой и зачастую используется правящей элитой для укрепления своего положения. Каждое обострение отношений с соседним государством сопровождается всплеском патриотических настроений среди индийского населения. Политические партии, особенно националистические, получают возможность сплотить электорат вокруг идеи защиты Родины от врага. Яркий пример – события 2019 года: твёрдая реакция премьер-министра Нарендры Моди на теракт в Пулваме (включая нанесение ответного авиаудара по территории Пакистана) значительно повысила его популярность накануне всеобщих выборов. В стране ощущался «национальный подъём», что помог партии Моди (Бхаратия Джаната) одержать уверенную победу. В целом, жёсткая позиция в отношении Пакистана давно стала неотъемлемой частью имиджа БДП и лично Моди. Напротив, оппонентов нередко обвиняют в мягкости или компромиссности: предыдущие правительства Индийского Национального Конгресса критиковались националистами за попытки диалога, трактуемые как слабость перед лицом терроризма.

Конфликт с Пакистаном играет роль и в обосновании внутренних силовых мер в Индии. Борьба с экстремизмом, объявляемым «экспортируемым из Пакистана», служит оправданием для жёстких действий против сепаратистов и террористов внутри страны. Особенно это заметно в Кашмире, где сохраняется специальный режим безопасности и присутствие крупных военных сил. Индийские власти ссылаются на постоянную угрозу от Пакистана, чтобы объяснить длительное пребывание армии в регионе и ограничения гражданских свобод во имя предотвращения терактов. В более широком плане образ Пакистана как врага сплачивает индийское общество и отвлекает внимание от внутренних проблем – будь то межрелигиозные трения, экономические трудности или региональные движения. Когда политическому руководству необходимо укрепить поддержку, риторика в адрес Пакистана ожесточается. Во время внутренних кризисов (например, массовых протестов) в официальных выступлениях может акцентироваться «угроза извне» – это переключает общественную дискуссию на тему национальной безопасности. Таким образом, на индийской политической сцене длительное противостояние с Пакистаном стало фактором, который власть умеет использовать для консолидации общества и укрепления своего авторитета. Оппозиционные партии также вынуждены демонстрировать жёсткость: любые призывы к уступкам или переговорам легко клеймятся как слабость. Индийские СМИ и киноиндустрия поддерживают тон, воспевая военную мощь и героизм перед лицом «коварного соседа», что формирует у населения убеждение в неизбежности противоборства.

Для Пакистана конфликт с Индией и особенно борьба за Кашмир – краеугольный камень государственной идеологии и внутренней политики. С момента основания страны руководство опиралось на идею внешней угрозы со стороны более мощной Индии, чтобы оправдать сильную центральную власть и высокие расходы на оборону. Особую роль здесь играет пакистанская армия. Военные – наиболее влиятельный институт в стране, они не раз приходили к власти через перевороты и фактически определяют внешнюю политику. Постоянное напряжение с Индией служит главной легитимацией такого положения дел: армия предстает гарантом безопасности и выживания государства перед лицом индийской опасности. В глазах значительной части населения (воспитанной на патриотических и исламских ценностях) генералы – хранители нации, а критиковать военных равнозначно подрыву обороноспособности. Таким образом, конфликт способствует милитаризации политической жизни Пакистана. Каждый раз, когда гражданское правительство пыталось смягчить курс в отношении Индии, оно наталкивалось на сопротивление военного истеблишмента. Например, премьеры, выступавшие за диалог с Нью-Дели (Наваз Шариф в конце 1990-х и середине 2010-х, Беназир Бхутто в 1990-х), в конечном итоге теряли власть отчасти из-за недовольства армии их «чересчур мягкой» позицией по Кашмиру.

Кашмирский вопрос в Пакистане возведён в ранг общенациональной идеи. Ежегодно 5 февраля отмечается «День солидарности с Кашмиром»; школьные учебники внушают мысль о несправедливом отторжении Кашмира, а государственные СМИ постоянно рассказывают о «страданиях братьев-мусульман» под индийским гнётом. В такой атмосфере нет пространства для альтернативных мнений: любые предложения компромисса с Индией заклеймятся как предательство. Поэтому пакистанские лидеры вынуждены публично занимать непримиримую позицию, даже если понимают риск эскалации. Жёсткая риторика приносит внутриполитические дивиденды, позволяя отвлечь население от внутренних бед и сплотить его вокруг властей. Когда Пакистан переживает экономические проблемы, рост цен, безработицу или политический кризис, тема внешней угрозы из Индии становится удобным отвлечением. Например, при премьер-министре Имране Хане (2018–2022) резкая критика Индии за политику в Кашмире и положении мусульман в Индии помогала укреплять его популистский имидж и уводить фокус общественного недовольства с экономики. Преемники Хана, несмотря на иные политические взгляды, также продолжают жёсткую линию – отчасти потому, что она востребована обществом и поддерживается армейским руководством.

Длительный конфликт привёл к росту влияния радикальных группировок внутри Пакистана, что создаёт порочный круг. Исламистские партии и экстремистские организации эксплуатируют антииндийские лозунги для мобилизации сторонников и усиления своего политического веса. Некоторые из них напрямую вовлечены в противостояние, отправляя боевиков в Кашмир или совершая теракты, и государство исторически либо тайно им содействовало, либо смотрело сквозь пальцы, считая их «стратегическим резервом» против Индии. Однако внутри страны эти группы также стали силой, с которой власти вынуждены считаться. Они радикализируют общественное мнение и способны организовать давление на правительство, требуя не уступать Индии. В итоге пакистанскому руководству ещё сложнее проявлять гибкость – внутренняя оппозиция в лице религиозных радикалов грозит любому умеренному шагу.

Образы взаимного врага глубоко укоренились и в культуре. В Индии многие фильмы и книги эксплуатируют тему противостояния с Пакистаном, воспевая доблесть индийских солдат и спецслужб в борьбе против «пакистанских террористов». В Пакистане же школьная программа и пропаганда акцентируют страдания мусульман в Индии и необходимость быть готовыми к джихаду за Кашмир. Эти нарративы формируют предвзятость у молодых поколений, начиная со школьной скамьи. Вместе с тем существуют и миролюбивые силы: независимые журналисты, учёные, художники из обеих стран, пытающиеся наладить диалог и деконструировать образ врага. Они организуют культурные обмены, совместные спортивные мероприятия (например, матчи по крикету воспринимаются как шанс для «народной дипломатии»), конференции мира. Однако голос этих групп часто тонет в общем хоре враждебности, особенно во время очередного кризиса. В результате внутренний запрос на примирение остаётся слабым по сравнению с запросом на жёсткость, и политики вынуждены считаться именно с последним. Следует отметить, что согласно опросам, значительная часть населения обеих стран не верит в возможность примирения – около 70–80% респондентов в Индии и Пакистане рассматривают соседнюю страну скорее как угрозу, чем как потенциального партнёра. Тем не менее, миролюбивые силы продолжают свою работу, надеясь на долгосрочное изменение общественных настроений.

Таким образом, в обеих странах конфликт с соседом превратился в фактор внутренней политики и общественного сознания. В Индии он подпитывает национализм и может использоваться властью для консолидации и отвлечения от внутренних проблем; в Пакистане – обосновывает особую роль армии и объединяет нацию идеологией противостояния. Это означает, что помимо объективных внешних причин, существуют субъективные интересы элит поддерживать конфликт в активной фазе. Образ врага стал привычным и даже полезным инструментом, от которого сложно отказаться без потери части своего влияния. Пока внутренний запрос на конфронтацию остаётся высок, лидеры в Дели и Исламабаде будут продолжать жёсткий курс, опасаясь, что уступчивость ударит по их позициям внутри страны.

Влияние конфликта на региональную и глобальную безопасность

Эскалация между Индией и Пакистаном несёт прямые риски для стабильности Южной Азии и косвенные угрозы для всего мира. Региональный уровень: Южная Азия – дом для почти четверти населения планеты, и безопасность этого региона во многом определяет общую обстановку в Азии. Конфликт между двумя крупнейшими странами региона парализует усилия по региональному сотрудничеству. Например, организация Южноазиатского сотрудничества (СААРК) фактически оказалась неработоспособной из-за вражды между Дели и Исламабадом – последние саммиты срывались, поскольку Индия отказывается сидеть за одним столом с Пакистаном на фоне террористических атак. Это означает упущенные возможности для экономической интеграции, торговли и совместной борьбы с общими вызовами (бедность, стихийные бедствия, изменение климата) в регионе. Вместо сотрудничества страны Южной Азии тратят ресурсы на противоборство или вынуждены выбирать сторону. В результате региональная экономическая интеграция остаётся одной из самых слабых в мире: объём прямой торговли между Индией и Пакистаном – менее $1 млрд в год, а доля внутрисубконтинентальной торговли едва достигает 5% от общего объёма внешней торговли стран Южной Азии (для сравнения, в Юго-Восточной Азии этот показатель около 25%, а внутри ЕС – более 60%). Иными словами, значительная часть потенциала роста и благосостояния региона блокирована продолжающимся конфликтом.

Непосредственная война между Индией и Пакистаном имела бы опустошительные последствия для их ближайших соседей. Боевые действия на субконтиненте грозят массовым потоком беженцев – жители приграничных районов Кашмира, Пенджаба и Синдха, спасаясь от обстрелов, могут искать убежища глубже в стране или в соседних государствах (например, в Афганистане или Иране, если конфликт затронет западные границы Пакистана). Уже сейчас периодические перестрелки вынуждают эвакуировать гражданское население из приграничных полос. Полномасштабная война нарушит торговые пути: даже в мирное время прямое сообщение между Индией и Пакистаном минимально, но конфликт отзовётся и на третьих странах. Например, сухопутные маршруты из Индии через Пакистан в Афганистан и Центральную Азию будут полностью перекрыты, что повлияет на афганскую экономику (зависящую от пакистанских портов). В Индийском океане боевые действия могут поставить под угрозу безопасность судоходства в Аравийском море – ключевом районе перевозки нефти из Персидского залива. В 1971 году индийский флот успешно блокировал пакистанские порты Карачи и Читтагонг; в современной войне подобный шаг вызовет скачок страховых рисков для коммерческих судов, рост цен на фрахт и напряжённость на рынке нефти.

Конфликт Индии и Пакистана неизбежно затрагивает и интересы других крупных держав в регионе, что чревато вовлечением этих держав и расширением масштаба кризиса. Прежде всего, это относится к Китаю – соседу и партнёру Пакистана. В случае крупной войны Китай, имеющий собственный территориальный спор с Индией, мог бы воспользоваться моментом для усиления давления на индийской границе (как это уже происходило во время индийско-пакистанских войн 1965 и 1971 годов, когда Пекин предпринимал демонстративные шаги в поддержку Исламабада). Это привело бы к одновременному конфликту Индии на два фронта, сделав ситуацию ещё более опасной и непредсказуемой. На стороне Индии ни одна держава в бой не вступит напрямую, но западные страны – США, европейские союзники – вероятно, окажут политическое давление на Пакистан (и косвенно на Китай), чтобы предотвратить развитие худших сценариев. Однако если дипломатические усилия провалятся, те же США могут столкнуться с дилеммой: как действовать, если их два стратегических партнёра – Индия и Пакистан (которого Вашингтон тоже не заинтересован терять, учитывая его роль в исламском мире) – находятся в состоянии войны? Любое фаворизирование одной стороны чревато потерей влияния на другую. Таким образом, большая война между Индией и Пакистаном могла бы перекроить дипломатические союзы и привести к глобальному геополитическому сдвигу, усилив блоковое противостояние (например, тандем Китай–Пакистан против условного блока Индия–США–Запад). Это был бы серьёзный удар по системе международной безопасности, усложнив и без того непростые отношения между мировыми центрами силы.

Главная опасность, делающая конфликт уникально угрожающим для всего мира, – это вероятность применения ядерного оружия. Как отмечалось, обе страны располагают значительным ядерным арсеналом. Хотя ни одна из сторон не желает ядерной войны (понимая, что это будет взаимное уничтожение), каждый острый кризис несёт риск неправильной оценки или случайности, способных запустить ядерную эскалацию. Мировое сообщество помнит Карибский кризис 1962 года как момент, когда человечество едва не пережило атомную войну. Индия и Пакистан пережили уже несколько потенциально ядерных кризисов – в 1999, 2002, 2019 годах, – и каждый раз мир балансировал на грани. Если в разгар сражений одна из сторон сочтёт, что проигрывает стратегически, она может решиться на ограниченный ядерный удар. Даже если это будет «малый» боезаряд по войскам противника (например, тактическая ядерная ракета по скоплению техники), психологический барьер будет пройден. Ответный удар другой стороны наверняка последует, и дальнейшая эскалация может стать неудержимой. Последствия ядерного конфликта между Индией и Пакистаном выходят далеко за рамки двусторонних. Учёные моделировали сценарии: обмен даже несколькими десятками ядерных ударов по городам приведёт к гибели десятков миллионов людей сразу, а выброс сажи в атмосферу может спровоцировать глобальные климатические аномалии (так называемая «ядерная зима»). По некоторым прогнозам, региональная ядерная война способна резко снизить температуру на планете и сократить урожаи, вызвав мировой продовольственный кризис. Радиационные осадки затронут не только Южную Азию, но и страны Центральной Азии, Ближнего Востока, а также, возможно, Китай и Россию – в зависимости от розы ветров. Таким образом, ядерная война между Индией и Пакистаном стала бы беспрецедентной гуманитарной и экологической катастрофой планетарного масштаба.

Опасность необратимой эскалации возрастает из-за риска технических сбоев или ошибочных интерпретаций. В вооружённых силах обеих стран ядерное оружие и ракеты находятся в состоянии готовности, и любая внештатная ситуация может быть воспринята как нападение. Например, в марте 2022 года произошёл инцидент: из Индии по ошибке была запущена крылатая ракета, пролетевшая сотни километров и упавшая на территории Пакистана. Никто не пострадал, и Исламабад сдержанно отреагировал, приняв объяснение о техническом сбое. Но представим, что ракета попала бы в жилой квартал или Пакистан решил бы, что началась атака, – ответный удар мог бы привести к войне. Этот случай показал, как опасно близко стоят два государства к непреднамеренному конфликту.

Даже если не рассматривать крайний ядерный сценарий, продолжение конфликта отрицательно сказывается на глобальной безопасности. Во-первых, он подрывает режим нераспространения ядерного оружия. Международные усилия по ограничению атомных арсеналов сталкиваются с аргументом: «почему одним можно (Индии и Пакистану), а другим нельзя?». Пример Пакистана, создавшего бомбу из страха перед более сильным соседом, может стимулировать другие страны решать проблемы безопасности через обзаведение ядерным потенциалом. Во-вторых, постоянная напряжённость между Индией и Пакистаном отвлекает внимание и ресурсы от других глобальных проблем. Мировые державы вынуждены тратить дипломатический капитал на кризисное урегулирование в Южной Азии, вместо того чтобы сосредоточиться, скажем, на борьбе с изменением климата или региональными конфликтами в других частях света. В-третьих, любой крупный теракт или инцидент, связанный с этой парой противников, мгновенно сказывается на международных рынках и мировой экономике. Индия сегодня – одна из крупнейших экономик мира, и военный конфликт нанесёт удар по глобальным цепочкам поставок, финансовым рынкам (инвесторы избегают риска, выводя капиталы из региона при угрозе войны). Растут цены на нефть в ожидании перебоев с поставками, страдает международная торговля.

Наконец, нестабильность в Южной Азии осложняет глобальную борьбу с терроризмом и экстремизмом. Пока Индия и Пакистан обвиняют друг друга, террористические сети могут воспользоваться рассеянностью внимания. Пример – ситуация в Афганистане: ради соперничества с Индией пакистанские спецслужбы исторически поддерживали некоторые группировки, что в итоге имело последствия для всей мировой безопасности (включая появление радикальных движений типа «Талибана» и укрытие «Аль-Каиды»). Если же дестабилизация в Пакистане усилится (например, в случае военного поражения или экономического краха на фоне войны), существует риск потери контроля над частью территории, где могут укорениться джихадистские организации глобального размаха. Кроме того, хаос в стране с ядерным оружием будет представлять прямую угрозу международному порядку – вплоть до необходимости внешнего вмешательства для обеспечения безопасности ядерных арсеналов.

Не стоит забывать и о гуманитарных издержках даже в условиях «холодного» конфликта: за последние десятилетия десятки тысяч людей (преимущественно жителей Кашмира) погибли в результате боевых действий низкой интенсивности, терактов и репрессий. Миллионы живут в постоянном страхе на обеих сторонах линии контроля. Огромные ресурсы отвлекаются на гонку вооружений — средства, которые могли бы пойти на развитие, здравоохранение, образование. Южная Азия остаётся одним из наименее экономически интегрированных регионов мира: прямая торговля между Индией и Пакистаном ограничена до нескольких сотен миллионов долларов, тогда как потенциал оценивается в десятки миллиардов. Вражда тормозит создание транспортных коридоров, совместных проектов энергетики, туристических обменов, лишая граждан двух стран выгод мирного сосуществования. Эти скрытые потери также подрывают региональную стабильность и процветание.

Таким образом, конфликт между Индией и Пакистаном – это не локальная проблема, а фактор, напрямую влияющий на международную безопасность. Каждая эскалация вызывает тревогу во всём мире: в столицах ведущих держав собираются комитеты по чрезвычайным ситуациям, ООН выпускает призывы к сдержанности, спецслужбы мониторят ядерные объекты. Региональное соперничество двух держав превратилось в один из потенциальных «детонаторов» глобального кризиса. Международные институты, увы, ограничены в действенных шагах: например, хотя ООН продолжает призывать к диалогу, Индия не принимает идею внешнего посредничества и предпочитает решать вопрос двусторонне, а Пакистан, напротив, хочет интернационализировать тему Кашмира – эти расхождения ведут к тупику. В итоге поддержание хрупкого status quo зависит от благоразумия Нью-Дели и Исламабада, а также от неофициальных усилий их партнёров. Сохранение мира между Индией и Пакистаном – важнейшее условие стабильности не только в Азии, но и во всём мире.

Кому может быть выгодна эскалация конфликта

Несмотря на очевидные опасности индийско-пакистанского противостояния, существуют силы, для которых эскалация может быть в том или ином смысле выгодна. Такие бенефициары есть как внутри самих Индии и Пакистана, так и за их пределами.

Внутренние политические элиты и радикальные круги. В каждой стране найдутся группы, выигрывающие политически от поддержания атмосферы вражды. В Индии твёрдая линия в отношении Пакистана приносит дивиденды правящей партии националистов (БДП): рост рейтинга, сплочение электората, ослабление позиций оппозиции, которую можно обвинить в недостаточном патриотизме. Для правительства, испытывающего трудности, небольшой «победоносный» кризис с соседом – удобный способ поднять свой престиж. Аналогично, в Пакистане военное руководство и связанные с ним политические силы извлекают пользу из конфликта: он оправдывает существующие властные конструкции (особую роль армии), обеспечивает приток ресурсов в оборонный сектор и отвлекает население от проблем, за которые элита несёт ответственность. Пакистанские генералы традиционно пользуются огромным доверием, управляют обширной сетью коммерческих активов и получают до 20% бюджета страны на нужды обороны – естественно, такая привилегированная роль оправдывается существованием мощного врага. В Индии военные, хотя и под контролем гражданских властей, тоже заинтересованы в стабильном финансировании и заказах на оборонную промышленность, что легче обеспечить при наличии образа Пакистана как угрозы. Кроме того, различные крайние элементы общества заинтересованы в эскалации. Пакистанские исламистские группировки и организации джихадистов укрепляют свой вес, когда напряжённость с Индией высока, ибо могут позиционировать себя авангардом «священной войны» против врага. Им легче вербовать сторонников и получать финансирование, пока конфликт не утихает. В Индии радикальные националистические и экстремистские круги также приветствуют обострение: оно подтверждает их тезисы о «непримиримом враге» и позволяет требовать более жёстких мер как против внешних противников, так и против внутренних «пособников». Непосредственно инициировать крупную эскалацию эти силы не всегда могут, но они могут подталкивать власти к более агрессивной политике, саботировать мирные инициативы и разжигать общественное мнение. Таким образом, внутри обеих стран есть влиятельные акторы – от партийных лидеров до генералов и идеологов – которым конфликт служит инструментом укрепления собственной власти и реализации своих программ.

Некоторым внешним игрокам усиление индо-пакистанской конфронтации тоже может быть на руку. В первую очередь это касается ближайшего союзника Пакистана – Китая. Китай косвенно выигрывает, когда внимание и ресурсы индийского государства отвлечены на западную границу. Эскалация с Пакистаном означает, что Индия меньше сил и средств может уделить противостоянию с Китаем в Гималаях или сдерживанию китайского влияния в регионе. Кроме того, кризис между Нью-Дели и Исламабадом усиливает зависимость Пакистана от Китая – военную, экономическую, дипломатическую. Пекин, оказывая поддержку Исламабаду в трудный момент, укрепляет своё влияние в Южной Азии. Нельзя исключать, что и некоторые круги на Западе могут видеть выгоду в ограниченной эскалации: например, стратеги, считающие, что серьёзное столкновение с Пакистаном окончательно оторвёт Индию от России и заставит её теснее сотрудничать с США и НАТО. Тем не менее, открытая война никому из ответственных мировых лидеров не выгодна, ибо несёт слишком много рисков. Потому скорее речь идёт о том, что геополитические соперники могут воспользоваться уже случившимся кризисом в своих интересах, чем о том, что они сознательно его провоцируют. Например, в случае ослабления Индии выиграет Китай; в случае международной изоляции Пакистана – выиграют индийские партнёры на Западе. Ещё один косвенный выгодополучатель – страны, экспортирующие энергоресурсы. Если на фоне конфликта растут цены на нефть (из-за риска перебоев поставок через Аравийское море), нефтедобывающие государства (например, некоторые страны Персидского залива) получают сверхдоходы. Хотя эти страны публично выступают за мир, экономически они не страдают, а порой и приобретают в условиях кризиса.

Оборонная промышленность и торговцы оружием. Один из немногих бесспорных выигрывающих от конфликта – это мировая и национальная индустрия вооружений. Индия и Пакистан, чувствуя угрозу друг от друга, ежегодно тратят огромные суммы на закупку и разработку оружия. Чем выше напряжённость, тем легче обосновать новые траты. После каждого обострения странами объявляются новые военные проекты. Так, после кризиса 2019 года Индия форсировано закупила у России комплексы ПВО С-400, у Франции – партии высокоточных ракет, а также взяла курс на дополнительное оснащение ВВС современными истребителями. Пакистан, в свою очередь, активизировал переговоры с Китаем о закупке новых истребителей J-10 и комплексов ПВО. Мировые оборонные концерны – от американских и европейских до российских и китайских – конкурируют за индийский и пакистанский рынки, и конфликт обеспечивает стабильный спрос на их продукцию. По оценкам Стокгольмского института исследований проблем мира (SIPRI), в период 2010–2019 годов Индия импортировала вооружений на сумму свыше $50 млрд (самый высокий показатель в мире), а Пакистан – более чем на $11 млрд. Эти колоссальные затраты стали прямым следствием чувства угрозы, и большая их часть осела в выручке компаний-поставщиков. Национальные оборонные отрасли тоже получают преимущества: индийская программа «Make in India» по развитию собственного производства танков, самолётов, кораблей обосновывается необходимостью иметь независимый потенциал противостояния с Пакистаном (и Китаем). В Пакистане военные предприятия (заводы в Вах, Тарнабе, авиастроительный комплекс в Камре) расширяются под государственные заказы, оправдываемые всё той же индийской угрозой. Военные ведомства неизбежно лоббируют рост расходов: в Индии бюджет обороны ежегодно увеличивается примерно на 8–10%, в Пакистане – несмотря на финансовые трудности – также сохраняется значительная доля (в 2020-х около 4% ВВП, что больше, чем расходы на образование и здравоохранение). Таким образом, любой виток гонки вооружений, подпитываемый эскалацией, – это прибыль для оружейников. Их интерес – чтобы обе стороны продолжали ощущать угрозу и стремились превзойти друг друга в силе.

Подводя итог, можно сказать, что эскалация конфликта создаёт своих «бенефициаров» – тех, кто извлекает выгоду из сохранения или усиления напряжённости. К ним относятся ястребы во власти и радикалы вне её, для которых война – способ достижения политических целей; внешние державы, выигрывающие стратегически от ослабления одного из соперников; а также транснациональные и национальные производители оружия, обогащающиеся на гонке вооружений. Осознавая наличие таких заинтересованных сторон, легче понять, почему конфликт столь живуч: помимо объективных причин, есть и силы, не желающие полного примирения, поскольку их влияние или прибыль напрямую зависят от противостояния. Разумеется, выгоды этих акторов несоизмеримы с потенциальным ущербом для народов двух стран и мира в целом, однако они зачастую находятся у рычагов принятия решений или обладают громким голосом, что затрудняет мирное урегулирование.

Перспективы разрешения конфликта и возможные сценарии

Урегулирование многолетнего конфликта между Индией и Пакистаном – задача чрезвычайно сложная, но не безнадёжная. Обе страны официально заявляют о нежелании войны и подчёркивают, что открыты к мирному решению спорных вопросов – однако их представления о таком решении радикально расходятся. Ключ к прочному миру лежит прежде всего в разрешении кашмирской проблемы, либо хотя бы в создании условий, при которых Кашмир перестанет быть поводом для столкновений. Теоретически можно представить несколько путей развития ситуации в ближайшем будущем – от наихудших к наиболее благоприятным:

1. Вооружённая эскалация (ограниченная война). Наиболее тревожный сценарий – текущий кризис перерастает в открытый вооружённый конфликт. Это может произойти намеренно (если одна из сторон, например Индия, решит нанести военный удар в отместку за теракт, а Пакистан ответит симметрично) или по цепи ошибок и случайностей. В условиях накала страстей любая провокация на границе, инцидент с авиацией или диверсия могут стать «последней каплей». Ограниченная война, скорее всего, начнётся в Кашмире: возможно повторение ситуации типа «Каргила» или серия взаимных ударов по приграничным объектам. Обе стороны постараются локализовать боевые действия, чтобы избежать полномасштабной конфронтации, но контролировать ход войны трудно. Сценарий ограниченной войны подразумевает несколько дней или недель боевых действий с применением авиации, артиллерии, бронетехники, после чего под давлением великих держав стороны остановятся, осознав риск дальнейшей эскалации. Такой исход приведёт к человеческим жертвам, взаимным разрушениям, но, вероятно, не затронет крупные города и не перейдёт в ядерную фазу. Фактически, он станет повторением прошлых пограничных войн в новых условиях. Для мира этот вариант всё же крайне опасен: даже локальная война между Индией и Пакистаном чревата непредсказуемыми поворотами и потерей контроля над ситуацией.

2. Полномасштабная война с угрозой ядерного удара. Это наихудший сценарий, развитие которого возможно, если ограниченный конфликт выйдет из-под контроля. Эскалационная спираль может привести к тому, что стороны начнут наносить удары всё глубже по территории друг друга, задействуя основные силы. Представим, что локальные бои в Кашмире не приносят явного результата, и одна из сторон расширяет театр военных действий – например, Индия начинает наступление в Пенджабе или наносит ракетный удар по военным объектам вблизи крупных городов Пакистана. В ответ Пакистан может применить тактическое ядерное оружие по наступающим войскам или пригрозить ударом по крупному городу. Индия, имея доктрину массированного возмездия, ответит стратегическими ядерными силами. В итоге худший сценарий – взаимный обмен ядерными ударами, катастрофический для обеих стран и всего мира. Вероятность такого исхода всё же невелика: понимание взаимного уничтожения должно удержать лидеров от этого шага. Однако риск не равен нулю, и чем сильнее конфликт раскручивается, тем труднее остановиться. В случае даже единичного применения ядерного оружия международное сообщество будет вынуждено вмешаться самым жёстким образом – вплоть до введения санкций, изоляции виновной стороны или даже миротворческих операций, чтобы предотвратить дальнейшую катастрофу.

3. Продолжение статус-кво (хрупкий мир и периодические кризисы). Наиболее вероятным сценарием эксперты считают сохранение текущего положения без радикальных изменений. Это означает, что нынешнее обострение удастся погасить дипломатическими мерами: возможно, при посредничестве третьих стран или путём негласных договорённостей Индия и Пакистан отступят от опасной черты. Будет восстановлен минимальный уровень общения (пусть даже формальный), сняты самые острые шаги (к примеру, возобновится действие договора о разделе вод реки Инд, вернутся послы, откроется воздушное сообщение). Однако до полноценного диалога ... (Продолжение)

4. Деэскалация и постепенное сближение (условно благоприятный сценарий). Несмотря на глубину противоречий, история знает примеры, когда давние противники находили путь к разрядке. В отношении Индии и Пакистана наиболее оптимистичный вариант предполагал бы возобновление диалога и поиск компромиссов. Возможно, под сильным международным нажимом или вследствие смены политического руководства (например, приход к власти более умеренных правительств) страны согласятся вернуться за стол переговоров. Такой процесс мог бы начаться с небольших шагов: восстановления торговых связей, обмена заключёнными, договорённостей о предотвращении инцидентов на границе (горячая линия между военными, встречи командующих), увеличения числа виз для граждан. Постепенно можно было бы перейти к обсуждению ключевых вопросов – прежде всего, Кашмира. Реалистичным решением многие эксперты называют формализацию сложившейся линии контроля как международной границы с одновременным предоставлением широкой автономии обеим частям Кашмира и гарантированными правами для их населения. Такой подход позволил бы каждой стороне сохранить лицо: Индия формально удерживает свою территорию, Пакистан – подтверждает свою часть, а жители Кашмира получают возможность самоуправления и свободного перемещения через линию контроля. Подобные идеи не раз выдвигались (существуют свидетельства, что в середине 2000-х лидер Пакистана Первез Мушарраф и премьер Индии Манмохан Сингх были близки к такому компромиссу). Их реализация потребует огромного доверия и политической воли, которых пока не видно. Тем не менее, в долгосрочной перспективе давление обстоятельств – экономические выгоды мира, усталость от гонки вооружений, страх перед ядерной катастрофой – может подтолкнуть Дели и Исламабад к более прагматичному подходу. Отдельные эксперты полагают, что внешние факторы — например, обострение угрозы со стороны международного терроризма или необходимость совместно противостоять последствиям климатических катастроф — со временем могут побудить Дели и Исламабад к сотрудничеству. Неофициальные переговоры (так называемая "дипломатия второго трека"), в которых участвуют бывшие чиновники и общественные деятели двух стран, уже сейчас периодически предлагают формулы примирения. Однако без политической воли на самом высоком уровне эти инициативы не могут быть реализованы.

Оценивая перспективы, следует признать, что быстрого разрешения конфликта ожидать не приходится. Слишком велики сейчас взаимное недоверие и внутренние барьеры для компромисса. На ближайшее будущее наиболее вероятен сценарий сохранения статус-кво с элементами «холодного мира»: после разрядки текущего кризиса отношения останутся напряжёнными, но до открытой войны дело не дойдёт благодаря сдерживающему фактору ядерного оружия и давлению мирового сообщества. Тем не менее, это хрупкий «мир»: очередной теракт или пограничный инцидент могут вновь приблизить две страны к опасной черте. В более отдалённой перспективе появление новых лидеров или изменение геополитической обстановки (например, ослабление экстремизма, урегулирование ситуации в Афганистане, усиление региональных организаций) могло бы создать условия для диалога. Возможно, обе страны постепенно придут к пониманию, что постоянная вражда тормозит их развитие, и тогда компромисс, немыслимый сейчас, станет реалистичным. История знает примеры, когда непримиримые соперники становились партнёрами – не исключено, что и на Индийском субконтиненте однажды произойдёт подобная трансформация отношений.

Заключение

История противостояния Индии и Пакистана показывает, что их конфликт – долговременное явление, укоренившееся в трагических событиях раздела 1947 года и подкрепляемое десятилетиями недоверия, идеологических разногласий и конкуренции. Каждая новая вспышка напряжённости, подобная нынешней, разгорается на фоне этих исторических пластов. Текущее обострение, вызванное террористическим актом в Кашмире, вновь напомнило миру, насколько опасна эта конфликтная связка. Две ядерные державы, имеющие за плечами несколько войн, стоят на пороге очередного кризиса, и ставки неимоверно высоки. За долгие годы противостояния он унёс жизни десятков тысяч людей по обе стороны границы и продолжает угрожать безопасности всего региона.

Анализ причин и динамики конфликта показывает, что для его окончательного разрешения потребуются глубинные перемены – как во взаимоотношениях двух стран, так и во внутренней политике каждой из них. Пока Кашмир остаётся разделённым и спорным, пока политики извлекают выгоду из воинственной риторики, а военные круги диктуют повестку, трудно рассчитывать на прочный мир. Тем не менее, понимание проблемы – первый шаг к её решению. Международное сообщество осознаёт риски и призывает Дели и Исламабад к сдержанности. В распоряжении сторон также есть каналы связи и прежний опыт договорённостей, к которым можно при желании вернуться.

Риски на ближайшее будущее во многом зависят от того, сумеют ли лидеры Индии и Пакистана остановиться на грани. В краткосрочной перспективе опасность военного столкновения остаётся повышенной: взаимное недоверие и гнев за погибших в недавнем теракте могут спровоцировать необдуманные шаги. Однако, учитывая разрушительные последствия прямой войны, наиболее вероятно, что стороны постараются ограничиться демонстрацией силы и резкой риторикой, избегая перехода к полномасштабным боевым действиям. В пользу этого говорит и прошлый опыт – даже после тяжёлых кризисов (как в 2002 или 2019 годах) лидеры в конечном счёте находили путь к деэскалации под давлением обстоятельств.

Тем не менее, угроза ошибки или случайности остаётся серьёзной. В условиях, когда вооружённые силы приведены в боеготовность, а коммуникация минимальна, любой инцидент может неверно интерпретироваться. Ближайшие дни и недели после обострения – критический период, в который важна максимальная осторожность. Основные риски – это неконтролируемая эскалация локального инцидента или повторный крупный теракт, который заставит общественность требовать возмездия. Оценка этих рисков заставляет экспертов говорить о необходимости внешнего посредничества: возможно, усилия ООН, США, Китая или других влиятельных держав помогут охладить пыл сторон.

В долгосрочной перспективе для снижения риска катастрофы Индии и Пакистану нужно выстраивать механизмы постоянного диалога и постепенного разрешения споров. Без этого каждая новая проблема (будь то пограничная перестрелка или политический кризис) грозит перерасти в опасное противостояние. Итоговый вывод неутешителен: конфликт останется источником угроз, пока не будет решён его базовый вопрос – взаимное признание и примирение по поводу Кашмира при гарантиях безопасности и достоинства для обеих сторон. Это трудный путь, но альтернативой ему может стать только дальнейшее балансирование на грани войны. Ближайшее будущее, вероятно, принесёт комбинацию сдержанности и периодических кризисов. Всем заинтересованным сторонам – как самим участникам конфликта, так и мировому сообществу – предстоит проявлять постоянное внимание и политическую волю, чтобы очередное обострение не превратилось в неконтролируемую трагедию. Мир в Южной Азии хрупок, и его сохранение – залог безопасности всего глобального сообщества. Вместе с тем история показывает, что даже самые глубокие противоречия могут со временем преодолеваться – примеры примирения бывших врагов существуют в других частях света. Удастся ли Индии и Пакистану пойти по этому пути, во многом зависит от политической воли их руководства и давления обществ, уставших от жизни в тени войны. В обозримой перспективе главным приоритетом остаётся недопущение непреднамеренной эскалации: необходимо поддерживать открытые каналы связи между военными командованиями (для чего существует прямая линия связи по вопросам инцидентов на границе), а международным игрокам – быть готовыми вовремя посредничать. Малейшая ошибка при нынешнем накале может обернуться необратимыми последствиями. Поэтому осторожность, диалог и дальновидность – единственный разумный курс для Дели и Исламабада. В противном случае риск катастрофы будет сохраняться постоянно. В конечном счёте судьба региона – в руках его народов и лидеров: либо продолжать опасную игру на грани войны, либо сделать шаги к миру и сотрудничеству. Выбор, хотя и затруднён историей и политикой, всё ещё остаётся возможным.